Дети, изъятые у скандальной семьи дель, пошли по рукам. Семья Дель отозвала второй иск против изъятия детей и прекращения опеки

Людмила Петрановская – педагог-психолог, специалист по семейному устройству, лауреат Премии Президента РФ в области образования, автор книги «К вам пришёл приёмный ребёнок».

Проблема выбора

Людмила Владимировна, в начале этого года многих потрясла история семьи Дель, откуда были изъяты дети. Эта история снова заставила задуматься над тем, как должна в нашей стране строиться работа с кровной и приемной семьей. Какая проблема тут главная, на ваш взгляд?

Если говорить широко, это проблема выбора между автономией семьи и правами индивидуальности . Она существует везде, во всем мире.

Один полюс проблемы - права человека, ребенка или взрослого, которые нужно защитить. Но если делать это любой ценой, уничтожается автономия семьи, проламываются ее границы. Туда можно в любой момент влезть, проконтролировать, поставить видеокамеры в домах, отнять детей у родителей, которых кто-то счел «плохими».

Семью формируют именно границы между ее членами и всеми остальными, между образом жизни в этой семье, ее укладом, ее представлением о том, как правильно и удобно, и представлениями всех остальных людей. Само явление семьи основано на том, что такие границы существуют. Если они размываются, семья становится проходным двором, «ячейкой общества», перестает быть семьей.

Закрытость семьи, ее автономия важна для детей. Инстинкт привязанности, который лежит в основе развития ребенка, предполагает, что родители находятся в положении доминантно-заботливой особи. Если ребенок понимает, что родители - не хозяева в своей семье, что существуют более крупные фигуры - чиновники, общественные или религиозные деятели, которые могут родителей оценивать, контролировать, угрожать им забрать детей - для него это станет фактором тревоги. Если родитель – не доминантная особь, если он сам боится и оправдывается, как тогда на него рассчитывать, как быть спокойным?

С другой стороны, если мы объявим семью абсолютно неподконтрольной зоной, то человек, прежде всего ребенок, может оказаться абсолютно беззащитен. Родители - далеко не всегда благополучные люди в силу своих особенностей или наличествующих проблем, в том числе психических. Абсолютная власть развращает. А власть родителя над ребенком абсолютна - никакому диктатору такая и не снилась. Там, где ни общество, ни государство семью вообще не контролируют, где внутрисемейные разборки фактически выведены за пределы права, начинают расцветать чудовищные практики, прежде всего в отношении женщин и детей.

За стенами «дома-крепости» могут разворачиваться трагедии, о которых никто никогда и не узнает.

Так что здесь нет простого решения «руки прочь от семьи» или «все семьи под контроль». Конечно, российская ситуация тут отягощена отдельно как исторически сильной ролью государства, так и плохой проработкой законодательной базы и отсутствием развитой системы помощи семье.

Выключить истерику, включить сознание

- Что же делать?

Между этими двумя полюсами нужно тонко и осмысленно выверять баланс, постоянно пересматривать и корректировать, потому что смещение в ту или в другую сторону ничем хорошим не обернется.

Работа эта должны вестись с включенным сознанием, а не с включенной истерикой . К сожалению, обычно тема семьи и ее границ выходит в публичное поле с помощью скандала, как это было с семьей Дель. Это вызывает большой резонанс, а также желание многих использовать ситуацию в своих целях. Каждый человек боится потерять своего ребенка, ему страшно оказаться «плохим» родителем. Когда мы думаем о других семьях, мы тревожимся о том, что если детей там будут обижать, им никто не поможет. Тема незащищенности - детской, семейной, человеческой, - цинично говоря, отлично продается. Говорите с людьми о том, чего они боятся - они охотно будут это слушать.

Но когда тема становится мотивом постоянной спекуляции, постоянного запугивания людей, в результате закрываются все возможности для серьезного и аккуратного осмысления, о котором я говорила.

Антиювенальная антиюстиция

- Многие российские родители страшно боятся словосочетания «ювенальная юстиция»…

На самом деле, многие российские родители вкладывают в это понятие то содержание, которого там нет.

В России словосочетание «ювенальная юстиция» стали использовать для случаев нарушения автономии семьи. Это безграмотность. Ювенальная юстиция - это система, при которой для несовершеннолетних правонарушителей начинает работать отдельный юридический процесс. Он основан на том, что правонарушителя скорее не наказывают, а понимая, что он еще незрелый человек, у которого вся жизнь впереди, стараются реабилитировать, дать ему шанс, бережно с ним обойтись. Это больше педагогический процесс, чем судебный.

Например, скандальный случай с грубым задержанием мальчика, читавшего стихи на Арбате, при наличии ювенальной юстиции был бы невозможен. В этой системе обращение полицейских с несовершеннолетним оговорено множеством правил и предписаний, призванных не допустить нанесение ребенку травмы или использование его незрелости.

- В России нет ювенальных судов, правильно?

На федеральном уровне нет, но ставились эксперименты в некоторых регионах. Насколько мне известно, они везде были достаточно удачными. В Пермском крае, в котором острая криминальная ситуация, потому что там много зон и молодежь часто нарушает закон, хорошие результаты по снижению количества рецидивов.

Хорошо бы, чтобы ювенальная юстиция была у нас в реальном смысле этого слова, как система защиты несовершеннолетних, оказавшихся в неладах с законом. Это перспективно, это гуманно, это правильно. Но путаница терминов закрывает это полезное дело, которое при хорошо поставленной работе могло бы детей вытаскивать из тяжелых ситуаций.

Сейчас ювенальной юстицией называют, с одной стороны, незаконное изъятие детей из семей, а с другой, возможные доносы детей на родителей из-за того, что ребенку мороженого не купили или уроки делать заставили.

К сожалению, постоянная истерика на тему несуществующей ювенальной юстиции, сознательно или нет, отвлекает внимание российских родителей от того, что без всякой ЮЮ они в сегодняшней России достаточно бесправны.

Нам говорят: это все Запад, у нас, слава Богу, такого нет, не то, что они там у себя в загнивающей Европе, где чуть что и детей отбирают.

Но такой подход закрывает от общественного сознания неприятный факт: современное российское законодательство позволяет в рамках закона абсолютно у каждого из нас в любой день забрать детей.

- Это органы опеки могут сделать?

Сотрудники полиции могут.

Закон сформулирован так, что детей можно объявить безнадзорными, если сотруднику полиции покажется, что ребенок находится в опасной ситуации. В законе не прописаны никакие критерии и параметры определения опасной ситуации. Он может усмотреть угрозу в чем угодно, как он сам решит. И если этого не происходит направо и налево, то только потому, что это никому не нужно. Но если вдруг понадобится – счеты ли свести, бизнес ли отнять, на политического оппонента надавить, или просто за работу отчитаться – это можно сделать без проблем. Правда заключается в том, что изъять ребенка из семьи легко, а вернуть его очень сложно - и ювенальная юстиция здесь не причем.

Скандальная подача темы ювенальной юстиции закрывает от общественного сознания грозную истину, которую нужно обсуждать: нигде, ни в какой Европе, нет столь непрописанных, непродуманных, широких полномочий для того, чтобы забрать ребенка из семьи, как в России.

Этим надо возмущаться, это надо требовать изменить, но никто этого не делает, потому что нам рассказывают о том, что сейчас у нас все хорошо, а если придет злая ЮЮ, то будет плохо. По глупости или по умыслу это делается – не знаю.

Конфликт цивилизаций

В России часто рассказывают о случаях, когда в случае развода европейцев с россиянами детей не отдают нашим соотечественникам.

Там бывают довольно сложные истории. Когда начинаешь погружаться в каждую конкретную ситуацию, понимаешь, что все нельзя сводить к гражданству. Часто люди ведут себя действительно не вполне адекватно в пылу развода.

Если в Европе семья попадает в поле зрения социальных служб, то это не значит, что из нее заберут ребенка, тем более навсегда. Даже если в экстренной ситуации забирают, то стараются вернуть. Показатели эффективности европейских соцслужб зависят от того, сколько детей остается в семьях, но там всегда смотрят, в том числе, на то, идет ли семья на контакт, сотрудничает ли. В любой непонятной ситуации, - например, невозможно понять, бьют ребенка или нет, - социальные службы склонны будут не забирать ребенка из семьи, если семья останется на связи.

Наши же соотечественники не умеют, к сожалению, общаться с социальными службами. Их опыт общения с госслужбами таков, что они не верят ни в добрые намерения, ни в закон. Они сразу пугаются до смерти, начинают врать, прятаться, менять место жительства. А для социальных служб в европейских странах все это - как сигнал сирены. Если семья закрывается от сотрудничества, значит, ей есть что скрывать, сразу мерещится что-то совсем ужасное.

Сейчас в некоторых странах русские эмигранты на общественных началах вновь прибывшим из России родителям объясняют, что подобные панические реакции могут нанести больший вред, чем внимание к ним социальных служб. Рассказывают и местным социальным работникам, почему наши так реагируют - потому что напуганы государством и не верят ему, что с нашими нужно быть еще более бережными, нужно им подробнее объяснять правила игры.

Мандаринный критерий

- В нашей стране что-то предусмотрено для сохранения ребенка в семье?

В России система сохранения ребенка в семье не выстроена.

У нас или сотрудники полиции забирают ребенка и потом сообщают в опеку, либо опека принимает решение и забирает детей. Закон очень четко и жестко регламентирует: через трое суток сотрудники опеки должны написать заявление в прокуратуру, через 7 дней - на лишение родительских прав. Но в большинстве ситуаций этого времени недостаточно для того, чтобы разобраться в ситуации, потому что простыми они, как правило, не бывают.

Да, есть ситуации, где все очевидно: соседи вызвали полицию, она приехала, увидела поножовщину, притон, голого и голодного ребенка, который плачет под столом. Но статистически у нас лишение родительских прав из-за жесткого обращения - не более 15-20%. В подавляющем большинстве случаев подобного ужаса не происходит. И они требуют более внимательной оценки, потому что тогда сложнее понять: можно ли ребенка оставить или нельзя, справятся ли его родители или нет, может что-то измениться в лучшую сторону? Для того, чтобы это понять, как раз обычно не надо забирать ребенка – как узнать, смогут ли родители заботиться о нем лучше, если его с ними нет? Нужно многое оценить и выяснить, прежде чем принимать решения.

- Есть мандарины в холодильнике или нет?

Мандарины в холодильнике - это страшилки истеричной публики. Я не знаю ни одного случая, когда ребенка забрали из-за отсутствия мандаринов в холодильнике. А вот отсутствие у взрослого какого-то документа вполне может стать причиной больших неприятностей. Но я не припомню, чтобы общественность, которая воюет с мифическими отобраниями за отсутствие мандаринов, горой вставала на защиту семей, у которых отбирают детей из-за просроченной регистрации.

Забрать нельзя оставить

- Но часто, когда сотрудники опеки проверяют условия в семье, то они смотрят на содержимое холодильника.

Это другой вопрос. У сотрудников опеки нет никакого механизма оценки состояния семьи. Никто их этому не учил. Оценивать тонкие и сложные вещи: ответственность родителей или привязанность ребенка - они не в состоянии.

У них нет регламентов и технологий, нет профессиональных навыков. Свою интуицию, которая подсказывает им, что что-то неладно, и которая может ошибаться, они никак не могут формализовать. И поэтому они формализуют то, что можно: чистоту постельного белья или наличие мандаринов. Отсюда - дикие акты осмотра холодильников или платяных шкафов.

Кроме того, у сотрудников опеки очень ограничено время для оценки и диагностики кризисной семьи. Чтобы оценить ее ресурсы и слабые стороны, нужно несколько встреч, наблюдение за динамикой - осознает ли семья, что происходит, идет ли на контакт, стремится ли сотрудничать. Делать это некому.

Остаются жесткие рамки закона. В итоге получается, что забрать ребенка из семьи по закону можно на основании мнения сотрудника полиции, а как отдать - непонятно. Если уже есть обращение в прокуратуру, заявление о лишении родительских прав - куда отдавать? Как ребенка могут забрать родители, которых лишают права его воспитывать?

Этот насос работает в одну сторону. Либо нужно закрывать глаза на кризис в семье и не забирать до последнего, либо забирать, но при этом чиновнику нужно хорошо понимать, что отдать обратно ребенка потом очень сложно. Это болезненная проблема, которую надо решать, но как только кто-то пытается это обсудить, все вокруг начинают кричать о мандаринах в холодильнике и ювенальной юстиции.

Когда логика рождает хаос

- Но ведь не может же быть, чтобы никто не думал о балансе между автономией семьи и правами человека?

Не может. Но пока решение проблемы баланса носит у нас характер случайный и кампанейский.

Во-первых, изъятие детей может быть отдельной акцией против конкретной семьи по политическим, экономическим или еще каким-то мотивам. Такие случаи есть, они не массовые - не так много негодяев, которые готовы использовать столь низкие аргументы, - но ужас в том, что закон этому не препятствует, а напротив, делает возможным.

Любой человек может написать заявление в органы опеки и попечительства. С большой вероятностью это приведет семью к катастрофическим последствиям, особенно если родители испугаются, прогнутся под давлением, начнут совершать ошибки и быстро попадут в ситуацию, из которой потом очень трудно выбраться.

Во-вторых, кампанейщина набирает обороты после резонансных случаев. С ребенком случилась трагедия в семье - после этого начинается всплеск проверок всех семей без разбора. Или, например, в регионе нет денег на содержание детей в детских домах, поэтому дается указание по возможности не забирать детей из семей.

Это не имеет ни малейшего отношения к сущности той проблемы, о которой мы говорили.

Получается, что на баланс автономии семьи и прав человека оказывают влияние причины, лежащие за пределами пути ее решения?

Да, хаотичные внешние воздействия. Они сами по себе логичные, но систему повергают в хаос. Поскольку закон защиты для семьи не предусматривает, то она становится уязвимой перед кампанией, начатой, например, по инициативе губернатора. Вот он вспомнил свое тяжелое детство, когда его отец бил, и дал указание принимать меры каждый раз, когда родитель отшлепал ребенка. А меры принимаются так, как у нас умеют: это не разговор с родителями о других методах воспитания - это про угрозы, про вызовы на КДН, про отобрание детей.

В другом регионе губернатор, наоборот, ссылаясь на «Домострой», не разрешит забирать детей из семьи за телесные наказания. И какого-то ребенка в семье могут избивать как и сколько угодно, пока он в реанимацию не попадет и в СМИ информация не просочится.

Система держится не на принципах, а на хаотичных кампаниях. И на человеческом факторе, который чаще всего оказывается человеческой дурью.

Людмила Петрановская. Фото Евгения Раздобарина для «Спектра».

Постоцея

- Выходит, нет осмысленного отношения к той проблеме, о которой вы говорите?

К сожалению, нет, слоя осмысленности не существует. И его не прибавляют крики о ювенальной юстиции, о мандаринах. Очень грустно, что любая ситуация, которая могла бы сподвигнуть нас к серьезному разговору, тонет в истеричных воплях.

Вспомним болезненный зеленоградский кейс. Сначала все стороны пришли к консенсусу: произошедшее - недопустимо, так быть не должно. Появился подходящий момент поговорить о процедуре отобрания детей - где-то кто-то все-таки это начал делать. Но в общественном пространстве все утонуло в криках про ювенальную юстицию, во взаимных обвинениях.

Люди, которые пишут простыни в соцсетях про ювенальную юстицию, не имеют представления ни о том, как у нас все реально устроено, ни о том, как что называется, ни о том, какие законы реально действуют, ни о том, что реально угрожает нам и нашим детям. Навести резкость им неинтересно, у них времени нет - есть время только писать длинные пламенные посты.

Любая некомпетентность наказуема. Либо ты включаешь голову и вникаешь, либо попадешь в ловушку - так устроена жизнь.

Между полюсами

Но как быть дальше? Мне кажется, сейчас уже поняли, что есть случаи, когда ребенка нельзя оставлять в семье, кровной или приемной. А есть случаи, когда работа с семьей, помощь ей многое может изменить, и ребенка можно будет там оставить. Но у нас до сих пор непонятная история вокруг семьи Дель. Или изъятие шести детей у глухонемой матери в Алапаевске. Нижегородская область, в которой детей не изымали, а надо было бы - и в итоге глава семьи зарубил всех топором.

Нет взвешенной процедуры оценки того, что происходит в семье. Есть полюса: семьи, в которых точно все хорошо, и семьи, где все настолько плохо, что и так все видно. Все остальные семьи - между ними, и как оценивать их - непонятно.

Оценивают на глазок, интуитивно. А должен быть регламент оценки, технология. Нужно смотреть определенные факторы, причем в развитии, в динамике, и на их основании решать более осмысленно.

Что касается случая с Дель, то что там сделало общественную реакцию неэффективной? Та же самая истерика. Линия защиты была выбрана заведомо провальная: мол, семья Дель прекрасная, идеальная, там все пляшут и поют, и вот какие красивые фото, поэтому забирать детей таким образом нельзя. И поскольку всю защиту выстроили на этом тезисе, то у них легко выбили эту табуретку из-под ног, как только выяснилось, что в семье были проблемы.

Надо было говорить не о том, прекрасная или ужасная семья Дель, а о том, что так с детьми и с семьями – нельзя. Ни с идеальными, ни с проблемными – ни с какими. Надо было задавать вопрос, что это за закон, который позволяет увезти ребенка в незнакомое место из детского сада? Что это за правоприменение? Что за поведение сотрудников полиции и опеки? Жизнь всех российских семей не зависит от того, хорошая или плохая семья Дель - она зависит от того, хорошие или плохие законы защищают семью от произвола.

Вместо этого защитники Дель начали с пеной у рта доказывать, что семья прекрасная. СМИ и чиновники начали утверждать, что она ужасная, нарушая все мыслимые рамки и моральные нормы. Все потонуло в этом, вместо того, чтобы обсуждать процедуру. В результате и с семьей все невесело, и дети в приюте, и всему делу семейного устройства нанесен вред, поскольку все приемные родители перепуганы и дискредитированы.

Мысль «вы можете забирать детей у плохих семей, но вы не можете забирать у хороших» – это тупик. Нельзя проводить сегрегацию семей на плохих, которые могут быть бесправными, и хороших, которые имеют права – но только пока идеальны. Забирать детей таким диким образом нельзя ни у кого.

Вот и получается, что общественная сила, которая могла бы защищать семьи, требуя изменений практики и уменьшения произвола чиновников, откровенно вредит делу. Определение сильных и слабых сторон конкретной семьи - не тема для публичного обсуждения, для этого должна быть процедура оценки специалистами на условиях конфиденциальности. Что бы в семье ни происходило, родителям и детям еще жить дальше - и информация о них не должна разглашаться. Оценка семьи никогда не должна быть публичной ни в какой мере. Публичным должно быть обсуждение правил, принципов, законов, процедур.

Возможно ли выработать внятные нормы для сотрудников опеки, по которым станет понятно, как действовать в той или иной ситуации?

Совсем все понятно сотрудникам опеки не будет никогда - какие бы нормы не выработали. Семьи, отношения, люди – все это очень сложно. Но совершенно точно всю свою работу они могут делать более осмысленно и упорядоченно. Это то, что может быть сделано, - это делается в европейских соцслужбах, где сотрудников долго обучают, где их знакомят со всевозможными процедурами и протоколами, где доносят до них понимание, почему ими нельзя пренебрегать.

Договориться, а не погулять в белом пальто

- Что нужно поменять в законодательстве?

Законодательство в семейной сфере у нас в принципе непродуманное и сырое, содержит грубые и слишком обобщенные утверждения. Оно требует очень серьезной доработки.

Как эта доработка вообще должна происходить? Могут ли простые граждане требовать общественного обсуждения, изменений законов?

Конечно, могут. И общественного обсуждения, и внесения изменений в Семейный кодекс и в другие законы. Жаль, что у нас нет никакой серьезной ответственности депутатов перед избирателями - многие важные законы годами могут не рассматриваться. Остается на уровне общественного обсуждения требовать их движения.

Реально ли вообще договориться и изменить систему? Ведь будут люди, которые встанут на диаметрально противоположные позиции и начнут ругаться.

Все реально, если будет цель договориться, а не погулять в белом пальто. Да, полемика может быть - но это должны быть осмысленные споры, обсуждение приоритетов и ценностей. Например, сложная дилемма, что важнее - привязанность к родителями или безопасность ребенка? Где тут грань?

Должны происходить разборы конкретных случаев по существу. Каждый кейс заставит глубже вникнуть в проблему, на основании этого внести какие-то уточнения.

Если дело разбирается на уровне принципов и подходов, то это возможность либо убедиться, что мы идем в правильном направлении, либо обратить внимание, что что-то еще не предусмотрели. В жизни так и происходит - пока ты с чем-то не столкнешься, не узнаешь, как действовать.

И так нужно возвращаться к обсуждению, пересмотру норм и протоколов каждый год. Конечно, это сложно и скучно, не так увлекательно, как перетирать семье кости в публичном пространстве.

Увидеть топор

- В каких случаях ребенка действительно надо забрать, а когда забирать не надо?

В случае прямой угрозы жизни и здоровью ребенку его забирают из семьи. Когда ты видишь, что за ребенком кто-то бегает с топором - это и есть прямая угроза жизни и здоровью. Когда младенца одного запирают дома. Когда голодом морят. Когда избивают. Когда сексуально используют. Это не про простыни и мандарины точно.

Вот мы с вами сидим и разговариваем, а я только что в окно видела, как отец посадил на переднее сиденье грузовика маленького ребенка и, не пристегнув его, уехал. Это прямая угроза жизни и здоровью? Мне лично кажется, что прямая.

Тут вопрос в том, является ли эта ситуация основанием для того, чтобы забрать ребенка у отца?

Если сотрудники ГИБДД поймают папу в грузовике с непристегнутым ребенком на переднем сиденье, то оштрафуют. Возможно, сообщат в социальные службы и те проведут беседу. Папа сделает выводы и больше так поступать не будет, купит детское автокресло. Это одно развитие ситуации. Но если папа заявляет, что возил и будет возить, или от всех скрывается, или там, кроме отсутствия автокресла, отсутствует вообще забота о безопасности ребенка, и он может, например, на улице гулять один в ночи, это другая ситуация. Надо работать и выяснять.

Где учат на соцработника?

Правильно ли я понимаю, что сегодня нет централизованной системы подготовки кадров для органов опеки, где часто работают люди без юридической, психологической, педагогической подготовки?

В большинстве своем сотрудники опеки имеют либо педагогический, либо юридический диплом. Но проблема в том, что работать в органах опеки и попечительства не учат ни в юридических, ни в педагогических вузах.

А как люди с отсутствием понимания того, как работать с кризисными семьями, могут принимать верные решения? Как их надо готовить к такому?

Органы опеки и попечительства контролируют исполнение законов. Как контролирующий орган, опека не может выполнять роль установления контакта, хелперской поддержки, тонкой диагностики – это просто невозможно ни по уровню подготовки, ни по времени.

Этим должны заниматься другие люди, которые умеют проводить оценку, у которых есть время установить с семьей контакт, у которых есть способы оказывать помощь.

Нужно, чтобы контролирующие и помогающие функции были разведены. Хелперское, помогающее начало сейчас представлено очень узко, только материальной помощью, всякими бесплатными путевками в детские лагеря и на елки. Правда, с подготовкой специалистов-хелперов все тоже слабо.

Есть еще странные структуры типа комиссий по делам несовершеннолетних, которые занимаются тем, что вызывают родителей и ругают их. Для Европы, кстати, это немыслимая ситуация - чтобы целая комиссия собралась для пропесочивания взрослого человека.

Любопытно, почему наши защитники автономии семьи не воюют с реально существующими и часто унижающими родителей КДН, а воюют с мифической ювенальной юстицией?

Создать альтернативную жизнь

Какая может быть реальная и работающая альтернатива изъятию? Что подсказывает зарубежный опыт? Что делать, если не изымать ребенка из кризисной семьи?

Во многих странах шли более-менее по тому же пути, по которому идем сейчас мы. Сначала детей забирали, помещали в учреждения, потом осознали, что учреждения - это плохо. Потом начали перемещать детей из условно «плохих» семей в условно «хорошие». В конце концов пришли вот к чему: самое лучшее, что можно сделать для детей - не заменять им родителей, а восполнять родительский ресурс. Это проще, дешевле и лучше для ребенка и семьи: с одной стороны, работать с семьей на прокачку ресурса, с другой - добавлять ресурсности извне.

К примеру, в неблагополучном районе, где плохая социальная обстановка, где люди много пьют и плохо заботятся о потомстве, самое лучшее, что можно сделать - открыть там по-настоящему хорошую школу, которая не будет закрываться до позднего вечера. Нужно сделать так, чтобы в этой школе детям было чем заняться, чтобы хорошие учителя выстраивали с этими детьми доверительные отношения. Такая школа - своего рода оазис альтернативной жизни. Если школу сложно и дорого – хотя бы игровые центры, какие-то места, куда дети могли бы приходить и развиваться в безопасности, в интересной среде, где бы работали люди, которые могли бы рассказать родителям, какие у них интересные дети, как о них лучше заботиться, как растить без насилия.

Дети, растущие в «проблемных» семьях, не знают, что где-то может быть иначе, воспринимают свою семью и жизнь в ней как норму. Но если они окажутся, хотя бы на какое-то время, в другой среде, это даст им шанс, не разрывая связи с теми взрослыми, которых они любят, увидеть что-то еще.

Мы не взламываем семью, не нарушаем ее автономность, не травмируем людей потерей отношений, но при этом показываем ребенку альтернативу, даем ему ресурс выбраться из-под давления среды. Да, какие-то дети этим не воспользуются, а для каких-то - это будет шанс. Мы не имеем права ребенка запирать в его среде, отдавать его на заклание травмам или заболеваниям его родителей - у него должна быть возможность жить иначе. Но отнимать у него его жизнь и его семью мы тоже не имеем права.

Например, тут могут помочь дневные приюты для детей, типа продленки, где можно помыться, сделать уроки, поесть нормально, а вечером вернуться в свою семью и не расставаться со своими родителями. Или когда-то переночевать, если дома плохая обстановка. Это должно быть место с открытыми дверями, куда не нужны сотни справок. Это должно быть место, куда ребенок может прийти и восполнить ресурс, но также может и вернуться домой. А у нас пока все подобные учреждения закрыты, окружены забором, оттуда детей стараются не выпускать во внешний мир.

Бывает, что родителям просто не хватает ресурса справиться с детьми, например, когда их много, а уровень доходов низкий и родственников нет. Как быть тут?

Тут разумной мерой мог бы стать социальный патронат, или, говоря проще, государственная няня. Обученный человек, который мог бы приходить в семью на два-три часа, помогать с уроками, с организацией быта, с оформлением документов или походами к врачам. У нас же пока предлагался только социальный патронат как контроль под видом помощи. А это бессмысленная и даже вредная трата ресурса общества.

Если бы социальный патронат был хелперством в чистом виде, то это могло бы стать реальной помощью семье: покормить детей, организовать их на уборку, дать маме выспаться, поддержать ее психологически. Это на порядок дешевле, чем содержание ребенка в учреждении или приемной семье, и это намного гуманнее – не надо никого ни с кем разлучать.

Дети растут - и это хорошо, время работает на нас. Пока ребенок маленький и беззащитный, можно тактично войти в семью, поддержать его и родителей. У ребенка будет возможность более или менее нормально развиваться, учиться, лечиться. Он продержится, а потом вырастет, так или иначе воспользуется полученным ресурсом.

Но для того, чтобы это организовать, нужно мыслить в другой парадигме, без примитивного противопоставления: «хорошие - плохие семьи», «наши - не наши», «отобрать - оставить», «влезть в семью сапогами - оставить как есть, и гори все синим пламенем».

Тяжелее, чем смерть родителей

- Что происходит с ребенком, которого забирают из семьи? Как это на нем сказывается?

Чем меньше ребенок, тем меньше для него разница между потерей родителя в результате смерти и потерей родителя в результате отобрания. Он переживает глубокое горе, и мысль, что мама где-то есть, не утешит младенца. Тем более общение часто не только не поддерживается, но и пресекается.

Если ребенок осознает, что его забрали, что его родители «плохие», он переживает потерю огромной силы, увеличенную стыдом и виной. Для него это может оказаться даже тяжелее, чем смерть родителей.

Ведь в случае смерти мамы или папы, у ребенка может остаться его дом, его бабушка, его собака, его кошка, его класс, его двор - и все это поддерживает, когда значимый человек уходит. Если ребенка забирают из семьи, он теряет все - весь свой мир полностью. Для взрослого человека это можно сравнить с попаданием в СИЗО. Ты лишаешься всего сразу: права на свои привычки, на свою одежду, на любимую еду, на любые контакты, но объятия близких. Ты полностью во власти чужих людей, и когда это кончится - непонятно.

В Европе, в большинстве случаев, если ребенок попадает в приют, на следующий день к нему могут прийти друзья, соседи, учителя - и это приветствуется. По европейским протоколам, ребенка не забирают без любимых игрушек, книжек, одеяла. Там это стараются сохранить, стараются, чтобы он продолжал ходить в ту же школу, чтобы мог общаться с друзьями. Если ребенок не боится родителей (а такие случаи все же единичны), то им будут разрешать с ним видеться ежедневно. Если уж вдруг в жизнь ребенка ворвалась беда, если ему нанесена травма, стараются сохранить его мир по максимуму.

У нас же после того, как ребенка забрали, с ним прекращаются все контакты, к нему часто невозможно попасть ни родителям, ни родственникам, ни друзьям. Его забирают без вещей из привычного мира - без игрушек, одежды, портфеля, книг.

Обратился за помощью - потерял ребенка

Семья, которая чувствует, что ей не хватает ресурсов, мать, которая дошла до ручки, куда-то у нас может обратиться за помощью?

Куда-то может, но осознавая, что такое обращение может быть чревато самыми непоправимыми последствиями, если только это не какая-то конкретная помощь - льгота или направление в детский сад. Но если у мамы, например, депрессия, зависимость, травма, то она рискует после того, как обратится за помощью в государственные службы, потерять детей.

В лучшем случае ответят: «Сходите к психологу». Может, мать и решилась бы пойти к психологу, но вдруг ей не с кем оставить ребенка? Или нет постоянной регистрации и страховки? Или она просто не знает, куда обращаться? Когда человек в беде, препятствием могут стать мелкие, технические вещи, которые человек в состоянии «дошел до ручки» сам вряд ли преодолеет. Специалиста, который мог бы вести его, составить вместе план выхода из кризиса и помогать на всех этапах, социального работника, у нас в системе не предусмотрено, не существует. У нас социальный работник - это тот, кто носит бабушкам хлеб и кефир. Это низкооплачиваемая работа, не требующая подготовки.

Западные социальные службы, наоборот, заточены на ведения случая. Там всегда есть специалист, отвечающий за процесс. Там социальных работников учат в университете устанавливать контакт, сохранять баланс между поддержкой и тем, чтобы человек не сел на шею. Это сложная работа, это искусство, этому необходимо учиться годами, а потом постоянно доучиваться.

Обойти грабли

У нас получилась ужасно грустная картина. Понятно, что это - наша реальность. Но что с ситуацией делать, как ее менять? Как могут помочь в ее исправлении СМИ?

СМИ могут писать об этом, фокусируясь на необходимости создания четких процедур, протоколов работы с семьей, на необходимости менять законы. Не надо обсуждать и осуждать семьи.

У нас сложилась очень сложная ситуация в публичном поле - главенствует антиевропейская, антиамериканская риторика. Внешнеполитические спекуляции переносятся в поле социальной работы, где как раз нам бы очень пригодился их опыт, их технологии: там уже наступили на многие грабли, осмыслили свои ошибки и создали работающую систему. Все это очень мешает процессу обучения специалистов, заставляет изобретать велосипеды и очень замедляет развитие всей сферы. А ведь ошибки и низкое качество решений в этих вопросах – это чьи-то жизни, чьи-то судьбы. Неужели «патриотическая» риторика важнее?

Вчера полиция провела обыск в квартире семьи Дель, из которой органы опеки ранее забрали десятерых детей. Как сообщил их адвокат, изъяты компьютер, флеш-карты, документы на квартиру и ремни от детских штанов. Обыск проводился якобы в рамках уголовного дела, которое заведено в отношении отца за побои, хотя адвокат Михаила Деля называет информацию об уголовном деле слухами — мол, уведомления о возбуждении дела приемный отец не получал. Психолог, сотрудник фонда «Культура детства» Вячеслав Москвичев уверен, что изъятие детей без необходимой экспертизы было незаконным и вредным для них, но органы опеки оказались заложниками действующего законодательства. Пока закон не изменят, такие ситуации могут повторяться снова и снова.

С психологической точки зрения очевидно, что резкие действия, которые разрушают течение жизни семьи и детей – это травма или, по крайней мере, травмоопасная ситуация. Я допускаю, что в семье Дель имели место физические наказания. Однако тот факт, что в течение многих лет это не имело серьезных последствий (никто не попал в травмпункт, например), показывает, что время на экспертизу было — если бы данная ситуация продлилась чуть дольше, вряд ли она бы привела к более острым последствиям.

С юридической точки зрения это изъятие было незаконным, поскольку его осуществили по акту о безнадзорности. У МВД есть собственная трактовка этого акта, но она мне кажется очень скользкой. И, конечно, «безнадзорность» при реальных родителях, которые сейчас находятся в квартире, – это абсурд.

Фраза «независимая комиссия экспертов установила», тоже нуждается в уточнении. С одной стороны, в ней действительно есть люди, которые не входят в департамент, это представители общественных организаций, в том числе той, с которой я сотрудничал, «Волонтеры в помощь детям-сиротам», и у меня нет оснований не доверять этим специалистам. С другой стороны, это не была экспертиза, и об этом говорят все ее участники. Экспертизу невозможно провести в таких условиях в такие сроки. Какое решение приняла эта комиссия – это тоже очень тонкий вопрос.

Приглашенные психологи сообщили, что нельзя сразу возвращать детей, но это не значит, что их нельзя вообще возвращать и что с семьей нельзя работать. Кстати, это не значит и того, что их надо было вообще изымать.

У всех детей есть особенность: в какой-то момент более актуальными для них становятся те или иные потребности или желания, и под влиянием этих потребностей формируется реальность и подбираются факты. И я вполне допускаю, что физическое насилие против них осуществлялось. Оно практикуется в большей части семей, и приемные семьи в этом отношении не исключение, особенно когда детей так много. Вообще практика физических наказаний слишком широко распространена в нашей стране, поэтому я не могу с уверенностью сказать, что в семье Дель этого не было. Однако это не исключает того, что были и другие моменты в жизни и отношениях детей и родителей, а именно — проявления заботы.

Я 10 лет работал в приюте, встречаюсь, в том числе, с изъятием детей, основном, из кровных семей. Дети, попавшие в ситуацию очень жесткого очевидного насилия, в том числе, с травмами, и признающие это насилие, боятся родителей. Но через какое-то время дети вспоминают и другие истории и рассказывают о светлых моментах, и это дает нам основания для того, чтобы начинать работу с семьями и возвращать детей домой.

Доверительные отношения со взрослыми у этих детей уже пострадали, тем более, что эти дети уже были ранее изъяты или отвергнуты в кровной семье

В этой ситуации, когда ребенок прошел через социальные институты, установление и разрушение отношений – все значительно сложнее. Эти доверительные отношения со взрослыми у этих детей уже пострадали, тем более, что эти дети уже были ранее изъяты или отвергнуты в кровной семье. Отношения брошенных детей со взрослыми всегда основаны на постоянном сомнении в их надежности, готовности к разрыву, который может произойти в любую минуту. К огда на эти сомнения накладываются опасные действия, это подтверждает историю, которая уже происходила с детьми: «снова то же самое». Именно поэтому с ними нужно быть значительно более осторожным, бережным и аккуратным, чего, к сожалению, в данном случае не произошло.

Если на сигнал о насилии реагировать аккуратно, заботясь и о пространстве детей, и о пространстве родителей, начать проверку, привлечь психологов для проведения в том числе, диагностики и экспертизы, то, возможно, изъятие все равно произошло бы, но не коснулись бы всех детей. Возможно, что в отношении всех детей удалось бы найти баланс и оказать помощь семье, что гарантировало бы изменение поведения родителей, изменение наказания или прекращение наказания без процедуры изъятия.

Когда поступает сигнал о побоях, его несомненно нужно проверять, первое, что нужно сделать – это обезопасить ребенка, чтобы эти сигналы прекратились. Важно помнить, что это некоторое предположение, гипотеза, этот сигнал не должен звучать, как обвинение.

Я с 1998 года занимался социальной работой в кризисных ситуациях, мы работали по сигналу от комиссий по правам несовершеннолетних или органов опеки. Мы предлагали родителям сотрудничество, а это очень тонкая работа — мы сообщаем, что есть такая информация, но мы не утверждаем, что так оно и есть. В этот момент у нас возникает возможность увидеть более широкую картину и в том числе помочь родителям изменить свое взаимодействие с детьми. Чаще всего, вне зависимости от контекста, физическое насилие - это не то, что родители хотят применять в отношении детей. Они используют наказания как инструмент, часто когда не видят другой возможности.

Началась война, поляризация сторон, а наша система и государство не умеют делать шаг назад

Большая сложность в ситуации Дель в том, что началась война, поляризация сторон, а наша система и государство не умеют делать шаг назад. Уже возбуждены уголовные дела в отношении опеки — за халатность, а не за превышение должностных полномочий, я бы хотел на это обратить внимание. Получается, что по мнению с

Следственного комитета опека должна была действовать жестко раньше, а сейчас она не слишком жестко действовала – это тоже важный нюанс.

Вне зависимости от того, было там насилие или нет, родители поставлены в ситуацию заложников. Они должны идти до конца и представлять из себя идеальных почти святых, что сейчас и делается, это один из полюсов. И второй полюс, который сейчас идет со стороны департамента, – что родители чудовища. Я в своей практике не встречал ни святых, ни чудовищ. Это обычные ситуации, которые возникают в любой семье. И вопрос не в том, есть ли насилие в этой семье, а в том, что теперь делать. Отыграть ситуацию назад сейчас практически невозможно, и начать оказывать помощь семье тоже очень затруднительно.

Я очень рад, что сейчас хотя бы в отношении тех детей, которые освобождены, приняты достаточно взвешенные решения, они вернулись в семью, и у них есть возможность восстанавливать связи. В отношении 8 других детей был сразу разорван договор опеки, действительно, департамент имеет право разрывать его просто по решению одной из сторон, и этого достаточно, даже не нужно никаких оснований, и департамент этим воспользовался.

С другой стороны, представим теоретически, что ребенок действительно подвергался насилию и боялся этого насилия, и сейчас он почувствовал освобождение от своего страха. Когда возник весь этот шум, можно было взять и просто вернуть детей в семью. Но представьте себе положение этого ребенка, который только что получил шанс освободиться от этого страха, и тут он возвращается в эту ситуацию, и для него это еще одно подтверждение, что его мнение не значимо, и что никто его не защитит. Это тоже очень опасный прецедент.

Органы опеки тоже заложники ситуации и законодательства.

Я не могу судить об ошибках семьи Дель, но они сейчас заложники ситуации. Органы опеки тоже заложники ситуации и законодательства. У нас есть семейный кодекс, согласно которому возможно законное изъятие. В течение трех дней после него органы опеки должны подать в прокуратуру заявление о лишении родительских прав, и через 7 дней они должны выйти с иском в суд о лишении родительских прав, и другой возможности не предусмотрено. То есть, если происходит изъятие людей в ситуации опасности, это означает, что должна начаться процедура лишения родительских прав. А временное изъятие, когда ситуация сейчас опасна, но это не значит, что она будет опасна всегда, не предусмотрено.

Опека всегда оказывается заложником, потому что если они не изымут детей и что-то произойдет, то виноваты оказываются они.

И у нас были уже не раз случаи, когда происходила гибель детей в семье, и когда опека привлекалась к уголовному делу о халатности, это очень серьезное обвинение.

А если опека вмешивается, то опять-таки она попадает под удар общественности, особенно если это изъятие происходит не в проблемных, кризисных семьях, а, как в данном случае, в семье, включенной в сообщество.

И опека опять попадает под удар, и они тоже являются заложниками, и, я боюсь, что именно они окажутся крайними. И, честно говоря, это не очень полезная ситуация для защиты детей в общем. Поскольку в этот момент опека начинает действовать, не заботясь об интересах семьи или интересах ребенка, а главная забота о том, как бы сделать так, чтобы последствий было меньше для них самих.

Это непростая ситуация, в которой наша основная задача как специалистов – искать возможность для того, чтобы как-то быть полезным и детям, и родителям. Им сейчас была бы очень важна психологическая помощь, которая не включает экспертизу, прояснение, выяснение, а это именно поддержка, потому что для них это тоже травма и разрушение всего уклада жизни.

Это то, что очень сложно вернуть, это потеря. И, к сожалению, сейчас та поддержка, которая есть, – это их поддержка в образе героев, которые должны быть совершенны. А я не знаю, было ли насилие или нет, но я уверен, что ни один родитель, ни одна семья не совершенна, и соответствовать этому образу очень тяжело психологически.

В этой ситуации действительно стали подниматься вопросы об изменении регламента действий органов опеки в ситуации кризиса. И, дай бог, если это приведет к реальному изменению в этой сфере. Тем более эти регламенты, о необходимости их изменения и общественные организации, и профессионалы говорили очень давно. Возможно, история Дель станет последней каплей, которая сделает это необходимым.

Марина mariusm11 , прошу прощение, что утащила у тебя фото Светы с девочками.

Всё дело в том, что из семьи Дель в течении одного(!) часа были изъяты 10 из 13 детей по решению опеки г.Зеленограда, которое было принято по звонку(!) воспитательницы детского сада. Она узрела на попе у ребёнка синяк... Документа об изъятии детей до сих пор родителям НЕ выдан!

Самое интересное, что работники опеки, не могущие годами забрать детей из действительно неблагополучных семей, где родители не просыхают и не трезвеют, в данном случае сработала ой как оперативно. Мало того, что нарушено законнодательство по всем основным пунктам во время изъятия детей, так работники опеки продолжают его нарушать и дальше, занимаясь фальсификацией так называемых "доказательств" жестокого обращения с детьми в этой семье.

Да, на днях я получила ответ на свой комментарий, что "граждане клюют свою страну". Знаете, я за подобные вещи буду не только клевать родимую сторонушку родное государство, а пинать и дубасить во все места.

Оригинал взят у vulpes_korsak в Ещё про Свету

По поводу Светы Дель, запись Марины о которой я репостнул ниже, мыслей много, и все безрадостные.
Что спланированная акция - и ежу понятно. Грубо нарушены законы, о чём можно почитать у Марины вот здесь: http://mariusm11.livejournal.com/429621.html
Грубо, но оперативно. Шито белыми нитками, и власти усиленно пытаются отбрехаться. Как, например, вот такими "доказательствами":
Оригинал взят у annatubten в Фото синяков. Чьих? Говорят, что того самого Сережи из семьи Дель.

Поскольку я присутствовала физически на так называемом консилиуме по делу семьи Дель в Департаменте социальной защиты населения города Москвы 17 января, то могу достоверно заявить: представленные там фотографии - цветные ксероксы формата А4 частей тела какого-то человека с пятнами, напоминающими синяки, нельзя характеризовать как принадлежавшие мальчику Сереже из семьи Дель. Не было понятно, были это фото взрослого или ребенка, не говоря о том, что никак нельзя было определить их принадлежность Сереже.

Я не успела толком рассмотреть ксероксы, ибо тут же замглавы Департамента почему-то встала со своего места и быстрым шагом отправилась в нашу сторону, обойдя добрых ползала. Подойдя, она с плохо скрываемым раздражением буквально вырвала фотографии и сказала, что их будут транслировать на экран. Мне тогда показалось странным такое поведение - не было повода волноваться из-за ксероксов, если и так будет трансляция на экране...Нервность ее бросилась в глаза, наверно. Особенно на фоне того, что с самого начала заседания было понятно, что какое-то решение уже принято, а все это - эдакая обстоятельная декорация.

Вот, собственно, фото с экрана, сделанное Элиной Жгутовой на консилиуме:

@Элина Жгутова, РИА "Иван Чай"

Что на этом фото? Видимо, каждый сможет сам попробовать ответить себе на этот вопрос.

За репост/перепост буду просто благодарна!

Если не остановить этих социальных работников,разрушающие счастливые семьи,то завтра возможно, они придут в Вашу семью за Вашим ребёнком!

Предупреждение всем троллям, что захотят здесь сказать гадость про эту семью. Все ваши данные заскринятся, а также отследятся все ваши заходы в другие записи про семью Дель. Так что прежде, чем здесь что-то пакостное понатыкать - подумайте о последствиях. Для вас они приятными не будут.

Почти две недели Россия наблюдает развитие беспрецедентной в своей дикости истории о том, как из семьи Михаила и Светланы Дель забрали сразу десять детей. Новости напоминают ситуацию со взятием заложников: представители органов опеки врываются домой, родители дежурят под окнами детских домов. Двое детей возвращаются под опеку бабушки, еще восемь остаются разлученными с семьей. Договор опеки официально расторгнут, громоздкая ювенальная машина не дает задний ход, и оспорить решение теперь можно исключительно через суд. Свой профессиональный и любительский взгляд на проблему не озвучивает в социальных сетях только ленивый. Федеральное агентство новостей узнало мнение действительно компетентных людей в сфере защиты прав детей, в том числе Уполномоченного по правам ребенка в Петербурге Светланы Агапитовой.

История со Светланой Дель нарушила право каждой женщины быть матерью

У приемной мамы в один день отнимают десятерых детей. Основатель организации «Петербургские родители» Лада Уварова предлагает убрать из этого предложения слово «приемной» и перечитать еще раз: «У мамы в один день отнимают десятерых детей». Сделать это в России позволяет статья 77 Семейного кодекса «Отобрание ребенка при непосредственной угрозе жизни ребенка или его здоровью» и наделяет соответствующей властью органы опеки и попечительства.

Светлана Агапитова приводит примеры действия статьи за последние годы: если раньше в год из семей изымали 200-300 детей, то в последние два года это всего 16 и 17 случаев, причем шести семьям удалось принять меры (доказать здоровую атмосферу в семье, пройти курсы лечения от алкоголизма, устроиться на работу) и вернуть ребенка, пока органы опеки готовили иски.

В случае с детьми Михаила и Светланы Дель все произошло молниеносно: воспитатель заявил о синяке на попе малыша, органы опеки и полиция тут же забрали детей. «Вот бы в действительно необходимых ситуациях все было так просто, - с горечью комментирует Лада Уварова, основатель и руководитель волонтерской организации Северо-Запада России «Петербургские родители», которая занимается помощью детям, оставшимся без попечения родителей. - Мы месяцами не можем забрать ребенка из семьи, где его по-настоящему бьют и насилуют, так что действиям и скорости московских коллег мы поразились».

Многодетная семья Дель попала под действие московского регионального закона, который позволяет оформить акт о безнадзорности и на его основании держать ребенка в приюте, что и произошло с детьми Светланы и Михаила.

«Этот закон нас удивил, - признается Агапитова. - Он идет вразрез с федеральным законодательством, и надо сейчас подумать о том, насколько он имеет право на существование. В любом случае, в этой истории была нарушена государственная политика: работать с кризисной семьей до последнего. Здесь очевиден вопрос категорического непрофессионализма сотрудников, которые руководили процессом. Нам до сих пор достоверно не известно, что происходит в семье: решения органов опеки принимаются на основе разговора с детьми, без родителей, без законного представителя во время экспресс-опроса, который почему-то называется психологической экспертизой. Обвинение в жестоком обращении предъявляется отцу, но почему-то детям запрещено видеться и с матерью тоже. У нас вообще странно работает защита женщин и детей государством: в случае беды они бегут в кризисный центр, в то время как мужчины-обидчики продолжают жить в квартире, ни в чем себя не стесняя».

Семью уничтожают на глазах всей страны

В истории семьи Дель нарушена не только государственная политика работы с приемными и кризисными семьями, о которой говорит Светлана Агапитова. Все ящики Пандоры открыты, все нарывы вскрыты, все грязное белье вынуто из корзин на свет, и страна в упоении рассматривает содержимое. Мы увидели, как органы опеки начали с того, чем обычно заканчивают в редких сложных случаях работы с проблемной семьей: изъяли детей, причем без предварительного расследования и разговора с родителями. Мы увидели, что в сфере защиты прав детей об интересах самих детей не задумывается целый ряд сотрудников, наделенных властью разлучать и соединять с родителями. Обычный синяк, без которого детство - не детство, оказывается важнее мира и спокойствия, однажды уже утраченного приемным ребенком при разлуке с кровными родителями. Мы не знаем наверняка, что происходило за закрытыми дверьми семьи Дель - как не хотим, чтобы кто-то знал о происходящем за нашими дверьми. Но если кто и нанес десяти детям жесточайшие психологические побои - это все, кто принимал участие в чудовищной процедуре изъятия без разрешения видеться с матерью.

Детей не может увидеть тот человек, который им по-настоящему нужен, зато незнакомый журналист почему-то имеет право тыкать в ребенка микрофоном, освещать его прожектором и перед камерой спрашивать, бил ли его отец. СМИ жадно смакуют подробности, обыватели обсасывают захваченное наспех камерами: чужой мир выворачивается наизнанку и рушится на наших глазах.

«Считается возможным действовать с приемной семьей, как с наемным работником. Где тут интересы детей, кто думает о них? - комментирует Лада Уварова. - Органы опеки продемонстрировали, что не понимают основной ценности ребенка. Отдельным потрясением для всех, конечно, было разглашение диагнозов и тайны усыновления. Мы обнаружили, что за три минуты о тебе расскажут все. Журналисты сейчас упражняются в том, чтобы вызывать недоверие к семье Дель, причем не к простой семье, а приемной и очень известной в мире приемных родителей. Знаете, что сейчас говорят другие люди, воспитывающие приемных детей? Они в шоке, они напуганы. Потому что «если пришли за благополучными и знаменитыми Дель, то нас и того легче разлучить…»

Полную беззащитность перед произволом импровизации по 77 статье СК РФ ощущают приемные, кровные семьи и даже молодожены, которые только задумываются о малыше. «Мы сейчас наблюдаем панику среди приемных семей и тех, кто собирается стать приемными родителями, принимаем множество заявлений на сопровождение, - рассказывает Лада Уварова. - Боятся за рваные колготки, за вчерашний суп, за синяки после катания с горки, за недостаточно хорошую одежду. Боятся многодетные, боятся те, кому только предстоит рожать. Семьи переживают шок. Доверие между семьями и представителями государственной власти рушится».

Если ситуация, за которой сейчас в ужасе следят миллионы родителей, затянется, она обернется катастрофой для демографической политики нашей страны, считают эксперты. Уже сейчас о своем нежелании рожать и растить ребенка в России после истории Светланы и Михаила Дель объявляют многие и многие пользователи соцсетей. Сколько еще считают так же, но не выносят свои мысли в публичное пространство - сложно представить.

Все это происходит в тот момент, когда в России в очередной раз падают цифры и иностранного, и российского усыновления. 108 малышей, взятых в прошлом году из домов ребенка Петербурга - ничтожная цифра. Людей, которые самоотверженно берут на воспитание приемных детей (тем более, ребят с заболеваниями, с отставанием в развитии, со сложным характером и прошлым), надо бы на руках носить, но вместо этого одну из таких семей прилюдно уничтожают под активное обсуждение в каждом телевизоре.

В течение пяти лет при участии уполномоченного по правам ребенка в Санкт-Петербурге Светланы Агапитовой правозащитники пробуют внести поправки в Семейный кодекс РФ, которые разрешали бы отбирать детей у родителей только по решению суда. Пожалуй, разрушение семьи Дель в прямом эфире - достаточно весомый аргумент в пользу этих поправок.

Оба иска против чиновников - о признании незаконными изъятия детей из зеленоградской семьи Дель и расторжения с семьёй договора опеки - отозваны юристами по инициативе родителей. Одновременно стало известно, что на приёмного отца Михаила Дель завели новое уголовное дело по статье 156 УК («Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего») помимо декриминализированной статьи 116 («Побои»). Обвинения еще не предъявлены официально, но семья уже приняла решение сменить адвоката для защиты своих прав в суде.

13 февраля в зеленоградском суде, после досудебного разбирательства по второму иску Светланы Дель об оспаривании расторжения договора опеки, адвокат и представитель семьи Дель Анна Фомина объявила о том, что этот гражданский иск отозван. На прошлой неделе семья Дель забрала из суда первый иск , направленный против действий опеки и полиции по изъятию детей.

Анна Фомина, адвокат: «Зеленоградский суд вынес решение о прекращении судопроизводства по делу. Отказ от иска не означает окончания борьбы за детей»

«Светлана и Михаил поблагодарили нас за помощь и попросили в дальнейшем не предпринимать никаких юридических действий, в том числе в рамках уголовного преследования Михаила, - сообщил в своём блоге адвокат Иван Павлов, глава группы правозащитников „Команда 29“, которые с января представляли интересы семьи. - Мы надеемся, что эти непростые решения приняты с учетом интересов семьи и направлены на урегулирование этого инцидента иными средствами».

Светлана Дель сделала заявление о происходящем в Инстаграме: «Отзывая сегодня иск, мы с Мишей понимаем, какие возникнут последствия для нас и нашей семьи. Однако, мы все еще продолжаем надеяться и верить в то, что хотя бы кто-то из наших детей останется частью нашей большой семьи. Мы также надеемся, что те дети, с которыми нам не удастся воссоединиться, найдут свое счастье в других хороших приемных семьях».

В зеленоградском «Центре содействия семье и детству» уже месяц содержатся восемь из десятерых детей, изъятых из семьи Дель 10 января полицией и опекой. О расторжении договора опеки по восьмерым детям 18 января объявил руководитель департамента ведомства Владимир Петросян. Двоих детей вернули в семью 24 января под временную опеку бабушки.

Адвокаты надеются на внесудебное разрешение ситуации, а друзья семьи считают, что шансов на возвращение оставшихся детей почти нет - но их уже предложили взять под опеку дружественные семьи.

Семья завершила сотрудничество с адвокатами «Команды 29» и обратилась к новому адвокату по уголовным делам в связи со сменой статьи, вменяемой Михаилу Дель. «Каждый день нам кажется, что хуже уже быть не может, но это не так», - добавила Светлана Дель.

Уголовное дело: неисполнение родительских обязанностей

В пятницу, 10 января, стало известно о том, что против Михаила Дель возбуждено уголовное дело по статье 156 УК РФ («Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего»). «Сегодня нам предъявили постановление о выделении нового уголовного дела из уже существующего в отношении Михаила дела о побоях. Атака на семью Дель продолжается», - процитировал «Интерфакс» адвоката Ивана Павлова. Наказание по статье 156 предусматривает меры от штрафа или исправительных работ до лишения свободы на трёхлетний срок.

Ранее против Михаила Дель, как опекуна восьмерых детей, было возбуждено уголовное дело по статье 116 УК РФ («Побои»), но она совсем недавно была декриминализирована и выведена из УК РФ.

«Это уголовное дело изначально было „мёртворождённым“, поскольку всем было понятно, что уголовная ответственность по статье 116 УК РФ будет устранена уже в ближайшее время, что и произошло, - пояснил Павлов. - Дело должно быть закрыто за отсутствием состава преступления».

Сейчас в истории изъятия детей разбирается уполномоченный по правам человека в РФ Татьяна Москалькова - она заявила, что отсутствие регламента по изъятию детей из приемных семей существенно осложняет ситуацию. «Я не смогу рассказать все подробности нашей беседы, потому что вопросы тайны усыновления, диагнозов, медицинских заключений охраняются законом. Но могу одно лишь сказать: отсутствие регламента министерства образования по отобранию детей существенно осложняет эту ситуацию. Обязательно должен быть четкий порядок совершения этих действий», - сказала Москалькова по итогам встречи с Дель, как сообщил «Интерфакс».

Мария Эрмель: «Суд не гарантировал, что детей не раздадут за время суда в другие семьи»

Пояснения к действиям Светланы и Михаила Дель дала 13 февраля Мария Эрмель, близкий друг семьи, которая была свидетелем событий, последовавших за изъятием детей 10 января - лично участвовала в них и поддерживала семью. Она ответила на вопросы читателей своего блога в Инстаграм в онлайн-трансляции.

Я говорила со Светой сегодня несколько раз. Почему она отозвала иск? Когда он был подан, адвокаты попросили суд, чтобы была принята обеспечительная мера - чтобы детей, пока идёт суд, не устраивали в другие семьи. Суд сразу же в этой обеспечительной мере отказал. Поэтому второй суд (по иску о признании недействительным расторжения договора опеки), в общем-то, был бессмысленным. Суды у нас могут длиться годами - допустим, через несколько лет расторжение договора опеки признают неправомочным, и что? Дети все уже давно по семьям. Я более чем уверена, что в зеленоградском суде дело не было бы выиграно, как бы ни была вся правда на нашей стороне.

Договор опеки был расторгнут из-за ненадлежащего ухода за детьми опекуном [что лишает в дальнейшем права становиться опекуном любых других детей]. Этот суд имело смысл выигрывать, если бы Света планировала еще стать опекуном. Но она, в общем, уже сказала, что сейчас она не чувствует в себе ресурсов для этого.

Как можно было забрать детей у матери? Ну, нам всем уже объяснили, что мы не матери - мы «опекунши».

На сегодняшний день надежда такая: восемь детей могут раздать в дружественные питерские семьи, которые дадут возможность детям общаться между собой. Многие из нашего родительского сообщества уже подали документы и предложили свою кандидатуру [как опекунов]. Могу сказать, что о принятии в семью этих конкретных детей нужно думать только очень опытным приёмным родителям. Потому что детей, фактически, разрушили - их психику, уверенность в жизни, в завтрашнем дне. Их ломали и обрабатывали в приюте. С этим может справиться только очень опытный приёмный родитель.

Есть небольшая надежда на то, что часть детей еще можно будет вернуть. Сейчас идёт следствие по делу Михаила. Его дважды приглашали на допрос, он ходил с адвокатами, пока это всё.

Arien 0028 / youtube.com

Я думаю, нет шансов на восстановление семьи. А кроме того, я пытаюсь себе представить, что было бы, если бы у меня забрали шестерых моих приёмных детей, месяц бы их обрабатывали, а потом вернули. Что было бы с ними, со мной, с моим мужем, с другими детьми? У части детей был бы «откат» чуть ли не в младенчество. И эти восемь детей [Светланы] сейчас настолько травмированы, что я, как опытная мама, не представляю себе, как их вообще можно привести в себя.

Эти травмы нанесли журналисты, психологи, многочисленные работники, полицейские… На вопрос, как могут в опеке работать люди, которые способные на это, отвечу - к сожалению, сотрудники опеки очень редко имеют какое-либо профильное образование. Зачастую это люди, которые очень далеки от воспитания детей, от приёмных детей, это в большинстве случаев очень низкоквалифицированные сотрудники.

Почему семья отказалась от адвоката? Полагаю, поскольку сейчас будет разбираться только уголовное дело в отношении Михаила, нет смысла в такой большой команде адвокатов, как команда Ивана Павлова - нужен обычный уголовный адвокат. Эта группа помогла нам уже тем, что они сразу и без раздумий согласились взять дело, оказывали активную поддержку и Свете, и мне, и другим участникам этих событий. Я благодарна Ивану Павлову, который сказал, что ничто не могло бы помешать выиграть оба этих иска.

Но, поверьте, все действия Светы сейчас направлены на интересы детей, как она их понимает. Мы можем иметь другое мнение, но она несёт ответственность за детей, в том числе за тех, которые сейчас с ней - а у неё немаленькая семья, пятеро детей, двое взрослых и трое малышей. Света должна думать и о них, и о себе с супругом. И я, честно говоря, не понимаю, как они до сих пор держатся, никто не лежит с сердечным приступом.

Очень многие пишут, что нужно сделать то-то и то-то, но вы подумайте, какой страх и груз ответственности лежит на Свете, сколько ей всего нужно было сделать за этот месяц. Легко решать заочно чужие проблемы, всем так кажется. Зачастую даже мне. Как себя чувствует Светлана? Ну, я сама чувствую себя просто мёртвой, я вымоталась и устала, я нахожусь в страшной беспомощности от того, что мы ничего не можем сделать с происходящим. А Свете, могу предположить, раз в тридцать хуже. При этом я еще привычно умею держать лицо. Света не умеет.

Чей это заказ? Я думаю, это правительственный заказ. Таким образом пытаются уменьшить траты бюджета. Многие [приёмные] семьи сейчас, я знаю, спешно пакуют чемоданы и «сваливают» из Москвы. В общем-то, я бы тоже так сделала.

Оказалось, что таких историй очень много по всей стране, мне о них сейчас постоянно пишут. Нужно заняться тем, что собрать все данные. Как я поняла, почти всегда органы опеки при изъятии детей действуют одинаково. Нужно собрать статистику и посмотреть, как и почему это происходит, и уже рассматривать проблему на другом уровне.

Хочу раскрыть тему о Саше (одной из старших детей, выросших под опекой семьи дель в Санкт-Петербурге, и рассказывающей сегодня о плохих условиях жизни в семье - сайт) - она сейчас выступает на всех экранах. Саша 1995 года рождения, она попала в семью Светы в 16 лет, в 2011 году. Тогда у Светы были только Филипп, Миша и Даша, взрослые дети, а также маленькая Полина, у которой была няня. Саша ни с какими десятью детьми в семье не сидела. Только спустя два года появилась Милана, которая присоединилась к Полине с няней. И только потом уже пришли следующие дети. Когда Саше было 18 лет, она нигде не работала, от Светы она не ушла и, несчастная, якобы сидела дома с детьми, которые только что появились в семье. Это ложь чистой воды.

Так же с рассказами [бывшей] няни этой семьи. Почему она рассказывает такие ужасы? Я не знаю. Может быть, это попытка обратить на себя внимание. У меня [приёмная дочь] Кристина рассказывала в позапрошлом году в школе, будто она не успевает делать уроки, сидит с детьми, готовит на всех. Учителя посмеялись: «У вас две филиппинки живут, они что, на диване лежат в этом время?» А когда я спросила Кристину, зачем она рассказывает всё это, она объяснила: «Мама, когда я говорю о себе, никто меня не слушает, я никому не нужна. Когда я говорю о тебе - меня все внимательно слушают». Думаю, няня и Саша действуют из тех же побуждений: их сейчас все внимательно слушают. Кроме того, няни часто наговаривают на прошлых работодателей, если они уходят достаточно жестко [при негативных обстоятельствах].

За 12 лет семь операций с недвижимостью у Светланы Дель - а что в этом такого? Я знаю, чтоу Светы [была недвижимость] по наследству, потом была сделка по какой-то совместной покупке с сестрой и затем передача доли. Как объяснить пять смен паспорта у Светланы - а это критично? Паспорт меняют по возрасту, со сменой фамилии, при потере или краже. Есть истории, когда дети рисуют в паспортах какие-то картинки. Знаете, вот эти выбранные мелкие факты почему-то вывернуты так, будто это ужас что такое. Был еще вопрос о видеокамерах, которыми пользовались в семье. Не вижу в этом ничего предосудительного. Например, у меня стояли камеры, чтобы следить за нянями. Кто-то распространяет слухи, что Свет пьёт. Ну, тогда мы все пьём.

На передаче «Человек и закон» вроде бы говорили о словах детей о том, что им давали подзатыльники и драли их за уши. Люди, вы все святые? Вы никогда не давали своим детям подзатыльники? Честно? Причем это сказали дети, которых обрабатывали больше месяца. Да у нас взрослые, попадая в тюрьму, подписывают чистосердечные признания и всё, чего от них хочет следователь.

Мне пишут: ты, наконец, разочаровалась и поняла [как всё было на самом деле]? Нет. Поймите, я всё это время выступала не за Свету, я выступала за себя. Я опытная мама, меня не обманешь красивой картинкой и красивой одеждой. В конце-концов, я тренер НЛП и бизнес-тренер. Придя в дом, я вижу, что происходит в семье. У Светы всё было хорошо. Дети у неё хорошие и хорошо воспитанные. Это были не постановочные фотографии с хорошими «моськами».

Все дети, которые сейчас остались в семье Дель, усыновлены, то есть приравнены к родным детям. Я не очень понимаю казус, почему по двоим из них [Пете и Полине, которых вернули в семью из приюта] нет лишения родительских прав, но, тем не менее, детей не передали родителям, а оформили во временную опеку бабушке.

Семья не вернётся в Питер, у Михаила в Москве работа, он основной кормилец семьи. Я со Светой, я не поменяла своего мнения и поддерживаю её, что бы ни произошло. И я по-прежнему считаю, что нельзя оставлять безнаказанными действия полиции и органов опеки. Это касается нас всех, любой из матерей. Всё-таки это беспрецедентная наглость и жестокость, прийти и вот так забрать детей.